Сохраним дом поэта для потомков
О нашем выдающемся земляке классике русской поэзии, прозаике, эссеисте, публицисте, переводчике, художникеавангардисте Владимире Алейникове наша газета уже не раз рассказывала своим читателям.
Напомним некоторые странички из его биографии. Родившийся в Пермской области, он вырос в Кривом Роге, который и считает своей родиной. Здесь прошли его детство, отрочество и ранние юношеские годы. Жила семья Алейниковых на Гданцевке, на улице Челюскинцев, 67. Перед отъездом в Москву в 1963 году за его плечами было две школы средняя и музыкальная (по классу фортепиано). С пятнадцати лет он увлекся джазом. Играл в местных джазоркестрах. Был хорошим импровизатором. Рисовал с детства. В юности занялся графикой и живописью уже всерьез. Но главным делом его жизни стала поэзия. Как восходящая звезда, по мнению знатоков, яркий и очень талантливый молодой поэт Алейников стал известен вначале в родном городе. В 1962 году в Кривой Рог приехали Микола Винграновский и Василь Симоненко молодые поэты, ведущие фигуры и вдохновители движения шестидесятников в Украине. С группой молодых криворожских литераторов пред ними предстал и Володя Алейников зеленоглазый, с вьющимися светлыми кольцами волосами юноша. Читая стихи, он закрывал глаза и впадал в некий поэтический транс. После
импровизированного вечера поэзии Винграновский подозвал Володю к себе и сказал: «Если бы я писал в 16 лет так как вы, я бы считал себя гением».
В том же 1962 году одно из стихотворений Алейникова, правда, с цензурными вторжениями в текст, опубликовала городская газета. Вскоре появились первые публикации его стихов в украинской периодике. К ним также цензура приложила руку. В период хрущевских гонений на деятелей литературы и искусства Алейников подвергался обличению в прессе за свое новаторство в поэзии. Тем не менее, власть имущие понимали, что юноша, несомненно, талантлив и хотели видеть русскоязычного поэта среди тех, кто творил на украинском языке. Предлагали поступить в Киевский университет, приглашали на совещания литераторов в столицу, сулили радужное будущее, но Алейников уехал в Москву.
ПАРИЖ 60-Х
Столица СССР 60-х была для русской интеллигенции... Парижем. В 1963 году Москва широко распахнула свои объятия перед провинциальным пареньком. Он не был похож на мальчиков и девочек из Переделкино и элитных московских высоток детей московских литераторов талантливых и посредственных. Они, одетые в дорогие костюмы и платья, пировали в Домах творчества писателей, журналистов, кинематографистов, восхваляя все зарубежное. А он жил в русском стиле и пировал так, как пировали его новые друзья представители неофициальной культуры: подпольные поэты, чердачные художники и уличные музыканты. Водку и коньяки не пил. Предпочтение отдавал вину портвейну.
В 1964 году Алейников, успешно выдержав большой конкурс, поступил на отделение истории и теории искусства исторического факультета МГУ. Учеба затянулась на долгих девять лет университетский диплом он защитит лишь в 1973 году. Правда, по специальности работать не будет никогда. На то было несколько причин. Главная преследования властей...
...60е годы. Это время было орфическим. Стихи прекрасно воспринимались людьми с голоса. Алейников непрерывно выступал с чтением стихов в институтах, в мастерских авангардных художников, в квартирах, в литературных салонах везде, куда его постоянно приглашали.
В то время вместе с поэтом Леонидом Губановым создал ныне забытое, а тогда культовое творческое содружество СМОГ (Смелость Мысль Образ Глубина или Самое Молодое Общество Гениев).
Без ведома автора, по каким-то таинственным каналам, самиздатовские машинописные перепечатки стихов Алейникова попали за рубеж, появились в западных изданиях публикации стихов. Начались передачи на западных радиостанциях, в которых литературу превращали в политику (хотя сам поэт политикой никогда не занимался). Советская власть не прощала подобного. В те времена на любом вольном пути «кемто» закладывалась обреченность. А смоговцы не сворачивали! Сворачивать норовили им шеи. Судьбы ломали, биографии корежили. Их считали «идеологическими диверсантами». Семь сотрясений мозга в те времена получил Владимир Алейников от условных «кто-то» по приказу «когото», возвращаясь, домой после чтения своих стихов. Весной 1966 года созданный им вместе с поэтом Леонидом Губановым СМОГ был разгромлен. 14 апреля состоялось последнее выступление у памятника Маяковскому. На этом Самое Молодое Общество Гениев и прекратило существование. Владимир Алейников отсидел «за поэзию» 15 суток. Его изгнали из МГУ, выселили из общежития и исключили из комсомола.
ЖИЗНЬ БИЛА ПОЭТА ЗЛО И ЖЕСТОКО
Владимир Алейников попал под неусыпное око «литературных агентов» Лубянки. Но он двигался вперед и дальше своей дорогой, не изменяя традиции, брезгуя новомодными поэтическими тенденциями и отмечая прожитые годы новыми стихами и прозой. В семидесятых Алейников семь с половиной лет вынужден был бездомничать, скитался по стране. Голодал, жил в нищете. Перебивался случайными заработками. Но везде и всегда находил поддержку в неофициальной творческой среде. «Знаю, что новые мои книги стихов и прозы будут изданы. Говорить о них заранее не стану. Книги пусть сами говорят за себя. Добрая половина моих писаний доселе не издана. Мне надо работать. Речь живая вселенская материя. Постараюсь расширить ее возможности. Все остальное придет потом...», скажет он в одном из интервью.
Стихи и проза Владимира Алейникова станут доступными широкому кругу читателей после распада Советского Союза, когда в начале 90х началась эпоха свободного книгопечатания.
Поэта считают последним из оставшихся в живых патриархов советского самиздата. В настоящее время его произведения широко издаются в нашей стране и за рубежом. Книги «Путешествие памяти Рэмбо» (в двух книгах), «Возвращение», «Отзвуки праздников», «Ночное небо», «Звезда островитян», «Скифские хроники», «Тадзимас» хорошо известны любителям литературы и переведены на многие языки мира.
ПОЭТ ДВУХ НАРОДОВ
Владимир Алейников считает себя поэтом двух народов. Став «москвичом», в одном из интервью он тепло отзовется о городе своего детства и юности: «Москву я поначалу воспринимал романтически, а потом она стала для меня чужой. Я вырос в Кривом Роге, всеми корнями на Украине. У меня по отцовской линии старый запорожский казацкий род. Материнский с Поволжья... Я себя степным человеком ощущаю. У меня в Кривом Роге полдомика осталось, есть брат, все время тянет туда...»
Летом Владимир Алейников живет в Коктебеле, зимой в Москве. Но не забывает он и родной город, о котором тепло вспоминает почти во всех своих интервью. У поэта есть стихотворение «Когда в провинции болеют тополя...», написанное в далеком 1964 году. Оно пришлось по душе нескольким поколениям современников и непременно присутствует во многих печатных стихотворных подборках. Это стихотворение, что называется, хрестоматийное. Им открывается и первый том собрания сочинений Владимира Алейникова, вышедшего в восьми объемных книгах в московском издательстве «Рипол Классик» (2015 год).
Когда в провинции болеют тополя,
И свет погас, и форточку открыли,
Я буду жить, где провода в полях
И ласточек надломленные крылья...
«Провинция для меня не просто звук, условность, географическая конкретика, место вдали от столиц, но почва, поддерживающая меня доселе своими токами, среда, очень важная для моего формирования, место, где зародилось и развилось всё моё творчество, говорит поэт. Если собрать воедино всё, написанное мною в Кривом Роге, и стихи, и прозу, получится несколько полновесных томов. А если присоединить к этим писаниям и тексты, написанные в Москве и Коктебеле, в которых говорю я о своей родине, то получится многотомное собрание сочинений. Моя родина всюду со мной. Пусть у неё бывают болезни. Но она и ранее выздоравливала, и ныне выздоровеет, потому что она, по природе своей, изначально здорова...».
Есть у Алейникова и ностальгические стихи о родном Криворожье, написанные в 70-е годы: «Подвесные мосты над рекой...», «На лодочной станции сохнет весло... Колоны белеют, подобны верстам...», «Холмы, долины, балки, хаты, судьбой хранимые века. И все, кто нежностью крылаты, к тебе склоняются, река...».
Два года назад, не имея возможности приехать в Кривой Рог из аннексированного Крыма, поэт прислал своим землякам участникам литературного вечера, посвященного его 70летнему юбилею, такое письмо-обращение: «Дорогие друзья, славные мои земляки! Я очень благодарен всем вам за то, что вы помните обо мне, о моем юбилее. К сожалению, не было у меня возможности приехать к вам, снова побывать в родном городе. Но всем сердцем я с вами. Несмотря на возраст, рано мне подводить итоги. Силы при мне. Я много работаю. Постоянно выходят мои книги стихов и прозы, появляются публикации в периодике. Издано моё собрание сочинений в восьми томах. И если в прежнюю эпоху, когда меня долго не издавали, я и помыслить об этом не мог, то ныне это реальность. Родина везде и всегда со мной. Здесь, в Кривом Роге, я вырос и здесь началось моё творчество. Здесь мой настоящий дом. Здесь та благодатная почва, на которой произросло всё, что я создал в поэзии и прозе. Это родина речи. Поэтому я здесь. И сейчас, и навсегда. Ваш Владимир Алейников».
КРИК ДУШИ
На днях я получил от Владимира Дмитриевича электронное письмо с просьбой о помощи спасти его дом от разрушения и рук вандалов. Поэт пишет:
«Дорогой Слава! В Коктебеле жара. Периодически прихварываю. Давление, потеря координации движений, головокружения, сердце и прочее. Некоторое время назад упал на лестнице, сильно ударился головой, болят шея и спина. Бывает, хожу с трудом. Но стараюсь героически выстоять и держаться. Спасаюсь от всего только работой. Постоянно думаю о родном разграбленном доме и нашем разрушенном криворожском рае. Сколько чудесных работ в нашем доме отец мой написал!
Сколько в нашем доме я написал стихов и прозы! Я наивно мечтал, что когданибудь в нашем доме на Гданцевке будет культурный центр или даже своеобразный музей.
Но кому он нужен в Кривом Роге? Где теперь несколько сотен украденных отцовских работ?
Где мои рукописи? Где письма, фотографии и прочие материалы из нашего семейного архива?
Никто не знает. Вместо былой гармонии сплошная дисгармония. Вместо целостного образа какое-то зияние. Всё разрушено. Почти руины вместо разграбленного дома и уничтоженного сада. Вот что преподнесла мне родина. Да ещё и непрерывную боль. Если у меня будут силы и здоровье, я ещё напишу обо всём этом. А пока что стану вспоминать о хорошем и светлом, с детства мне дарованном родиной. Даст Бог, оживёт и речь. Всего Вам самого доброго. Владимир Алейников».
Я побывал в доме поэта по улице Челюскинцев и ужаснулся. О каком неофициальном музее, который мог бы стать достопримечательностью литературного Криворожья, может идти речь? В доме почти ничего не сохранилось. Практически не осталось мебели, книг. Бесследно исчезли семейный архив, фотографии, рукописи, картины Дмитрия Григорьевича Алейникова отца поэта одаренного художника-акварелиста, любимые вещи... Обитель поэта стоит пустой, приходя в негодность. Это просто поразительно, что в доме великого поэта творится такое запустение, что его растаскивают по частям.
Правда, позже мне удалось выяснить, что недавно здесь вместе с известным в городе художником Николаем Рябоконем побывали сотрудники городского историко-краеведческого музея. Неравнодушным к истории родного города людям коечто удалось спасти и увезти на хранение в фонды музея. Давайте сообща сохраним для потомков дом поэта!
Ну а что же чиновники, которые так любят рассуждать о культуре? Близкий друг Алейникова поэт Ян Бруштейн написал ему на днях: «Придёт время и они будут локти кусать, когда в твоём доме надо будет создавать музей величайшего сына этого города!».
Согласитесь, лучше и не скажешь...
Святослав АЗАРКИН